Похищенный христианами

Начало

Будущий Cвятитель родился в 347 году в Антиохии — третьем по величине городе Византийской империи на берегах Оронта (совр. Антакья, юго-восток Турции). Он появился на свет в богатой дворянской семье. Его отец — офицер высшего командного состава византийской армии, умер вскоре после его рождения. Ребенка вырастила мать — умная и хорошо образованная женщина. Оставшись вдовой в 22 года, она отказалась от нового брака и посвятила жизнь воспитанию сына. Именно о ней знаменитый в те времена языческий учитель риторики Ливаний восхищенно сказал: «Ах, какие у христиан есть женщины!» Детство будущего Святителя прошло в огромном по тем временам городе, культурной столице империи. Антиохия эпохи Великого переселения народов была мегаполисом в котором бок о бок жили люди многих национальностей, разные по языку, культуре и вероисповеданию. Будущий Святитель рос в этой пестрой толпе, надежно защищенный от тлетворных влияний стараниями матери, ничуть, впрочем, не избегая людей различного звания, которых он хорошо узнал, полюбил и с которыми легко находил общий язык.

Он получил прекрасное классическое образование. Был лучшим учеником Ливания, самого знаменитого мастера красноречия того времени, чья школа была предметом гордости антиохийцев. Позже, будучи на смертном одре, на вопрос учеников кого бы он хотел видеть своим преемником по школе, Ливаний ответит: «Иоанна, если бы не похитили его у нас христиане». Завершив обучение, Иоанн становится адвокатом. Это занятие было свободно от различных превратностей государственной службы, и в тоже время давало возможность талантливым молодым людям сделать блестящую карьеру. Именно из среды адвокатов, сделавших себе имя в судах, выходили губернаторы провинций, префекты, патриции и консулы – административная элита огромной империи.

Однако на этом поприще Иоанн сталкивается и с обратной стороной светской жизни — с миром лжи, зависти, непримиримой вражды, всевозможных пороков и преступлений. Сталкивается он и со злоупотреблениями в судебной практике. Адвокатская деятельность помогла ему лучше узнать жизнь во всех ее проявлениях, в том числе — и нужды самых бедных людей, что очень пригодится ему впоследствии, когда он примет священство. Но она же повлияла и на его сознательный дальнейший выбор; оставить мир, оставить перспективную должность, карьеру и стать монахом.

Его горячее желание — уйти в монастырь, встретило неожиданное препятствие со стороны матери. Единственный сын, он был для нее образом любимого мужа. Она хотела, чтобы Иоанн шел по пути отца: будучи христианином, занимал бы достойное положение в обществе. Уступив просьбам матери, Иоанн остается в миру. В это время он усиленно изучает Священное Писание в школе знаменитого наставника той эпохи Диодора Тарсийского и восполняет свое светское образование — богословским. Особенно, он любил послания ап. Павла, которые перечитывал дважды в неделю. Позже, на некоторые из них он напишет замечательные толкования, которые войдут в золотой фонд христианской экзегетики.

В 369 г. Иоанн принимает крещение в возрасте 22 лет, поскольку откладывать крещение до более сознательного, зрелого возраста было обычной практикой того времени.

После смерти матери, ок. 375 г. молодой антиохийский аристократ принимает иноческий постриг в монашеской общине, расположенной в горах, окружающих город. Молитва, труд, чтение Писания не кажутся бывшему интеллигенту безотрадным и серым существованием. Он уходит от жизни, чтобы найти Жизнь, он бежит из мира, чтобы обрести Мир. В монастыре он не выпускает из рук перо. Именно там он пишет трактат «Против врагов монашеской жизни». Так Иоанн защищал избранный им путь ко Христу.  Но, будучи непривычным к суровой монашеской практике в силу своего происхождения и слабого организма, он серьезно подорвал свое здоровье. От чрезмерных постов он получил катар желудка и был вынужден вернуться в Антиохию. Там, в 381 г., престарелый епископ Мелетий возвел его в сан диакона, а через пять лет Иоанн был рукоположен в священники и стал проповедовать, замещая не отличавшегося особым красноречием, преемника Мелетия епископа Флавиана.

Священник и проповедник

Место, где находился его приход, теперь не сохранилось. Район старого нижнего города, где Иоанн двенадцать лет трудился не жалея сил и времени, впоследствии был поглощен морем. Именно там двенадцать лет звучало его живое слово, которое никого не оставляло равнодушным. Город с двухсоттысячным населением бурлил как котел. Христиане, иудеи, язычники, сектанты всех мастей, различные учителя, партии, философские течения и направления постоянно враждовали между собой. Среди христиан также не было единства. Долгое время антиохийскую кафедру занимали еретики-ариане. В Церкви царила смута. Кроме того, паства нового настоятеля была социально неоднородной. Евангельская бедность древнего христианского братства была забыта. За стенами богатых кварталов с особняками, широкими улицами и фонтанами, ютились убогие лачуги бедняков. В этих грязных трущобах властвовали болезни, голод и смерть. Прихоти богатых, уже не знавших чем еще себя ублажить, и ненависть к ним бедняков, не имеющих, порой, даже дневного пропитания,  разделяли в повседневной жизни тех, которые в церкви считались одной общиной, братьями. Нравы прихожан также оставляли желать лучшего. Пристрастие к скачкам, где проигрывались огромные состояния и люди влезали в кабальные долги, низкопробные театральные представления, где под непристойные возгласы толпы, полупьяные девицы демонстрировали свое обнаженное тело, различные языческие празднества, которые зачастую переходили в простую попойку — все это стало обычным развлечением для многих христиан Антиохии. Борьба с этими нравственными бедствиями требовала от пастыря не только хорошего образования, но и немалого мужества.

Иоанн таким мужеством обладал. Он проповедовал и наставлял каждый день,  огромные толпы горожан слушали его, затаив дыхание. «Проповедничество целительно для меня» — говорил он народу — «Лишь отверзаю уста, чтобы обратиться к вам, и всякая усталость меня покидает». Пастырь вступался за обиженных и неимущих, утешал тех, кто потерял близких людей, и вселял надежду в обездоленных. Но при этом, одинаково горячо обличал распущенность духовенства, жестокость и жадность богачей, ненависть и пороки бедных: «…Итак, скажи мне, по чему могу узнать, что ты верный христианин, когда все исчисленное мною и другое многое уверяет в противном? И что говорю: верный христианин? Даже и того, человек ли ты, не могу узнать подлинно, ибо стучишь ты ногою как осел, ржешь на женщин как конь, объедаешься как медведь… злопамятен как верблюд, хищен как волк… хранишь в себе яд злобы как аспид и ехидна, враждуешь на братьев как демон лукавый. Как я могу счесть тебя за человека, не видя свойств естества человеческого? Ища образа верного христианина, не могу найти разности даже между человеком и зверем». Другой проповедник подобными речами мог оттолкнуть паству, но у Иоанна они шли от сердца, и простые люди даже в этих жестких словах чувствовали его любовь. Много раз ему приходилось защищать бедных и страждущих, умирающих от голода и жажды, но никогда он не заигрывал с теми, кто погряз в роскоши, бесстыдно выставленной напоказ перед глазами нищих собратьев. Напоминая знатным горожанам о человеческом достоинстве бедняка, и о том, зачем человеку дано богатство, он находил самые сильные слова: «Мулы у тебя накормлены, а Христос умирает с голода у порога твоего». Он описывает Христа в облике бедняка и говорит Его устами, обращаясь к богатым: «Я мог бы прокормиться и Сам, но лучше Мне бродить под видом нищего и протягивать руку за подаянием, дабы ты напитал Меня. И делаю Я так из любви к тебе».

Мужество не оставило его и во время страшного бунта в 388 г., когда разъяренная городская чернь, подстрекаемая местными сенаторами, ворвалась в дом префекта Антиохии и разбила статуи императорской семьи. Оскорбление чести и достоинства императора неминуемо должно было повлечь страшное наказание. Город замер, в ожидании самой безжалостной расправы. Епископ Флавиан, поспешил в столицу просить императора помиловать мятежную Антиохию. В ожидании вестей из Константинополя, Иоанн утешал и ободрял народ многочисленными проповедями, которые впоследствии легли в основу его знаменитых «Слов о статуях». Но надежды антиохийцев на заступничество Флавиана оказались напрасными: епископа опередили присланные из столицы чиновники, уполномоченные провести расследование. Считая город обреченным, они начали массовые аресты и допросы. Антиохия была объявлена лишенной всех прав и привилегий. Но когда следствие закончилось, и уполномоченные уже направлялись к зданию суда, где должны были огласить арестованным горожанам смертный приговор,  путь им внезапно преградила группа местного духовенства во главе с Иоанном Златоустом. Рискуя быть причисленными к мятежникам, они заявили, что не пустят сановников в преторию до тех пор, пока те не помилуют осужденных, и что в здание посланцы императора смогут войти только через их трупы.

Пастырям удалось склонить судей к милосердию. Один из присланных чиновников, Кесарий, тут же отправился с докладом к императору, обещая ходатайствовать перед ним за Антиохию.

Столичный архиепископ

Вскоре слава знаменитого проповедника вышла за пределы Антиохии. О нем заговорили в столице. В то время, за слабовольного императора Аркадия, решения принимал его ближайший советник Евтропий. Именно он посоветовал Аркадию по смерти архиепископа Константинополя Нектария, украсить столичную кафедру фигурой красноречивого антиохийского пастыря. При императорском дворе ценили красивое слово, жаждали его и умели слушать. Столица ждала ритора, который своим возвышенным слогом мог бы утолить эту жажду, а, кроме того, во время дворцовых церемоний изящно прославлял бы императора и его ближайшее окружение. Никому из придворных не могло тогда прийти в голову, что вместо ритора к ним приедет пастырь, и вместо угодливого Демосфена в столицу с императорским курьером спешит несгибаемый Златоуст.

Из Антиохии он был похищен тайно. Антиохийцы ни за что не расстались бы с любимым проповедником добровольно, а любое насилие могло привести к мятежу. Поэтому генерал-губернатор восточных провинций Астерий получил от императора секретное распоряжение взять Иоанна хитростью. Иоанн был вызван в резиденцию Астерия, с предписанием сопровождать генерал-губернатора в поездке к мощам святых мучеников. Здесь его ждала курьерская колесница и почетный эскорт. О действительной цели их путешествия Иоанн узнал уже выехав из Антиохии. Бросив прощальный взгляд на исчезающий вдали родной город, он предал себя воле Божией и стал ждать дальнейшего развития событий. В феврале 398 года в присутствии императора и множества епископов, при огромном стечении народа, Иоанн был рукоположен Александрийским патриархом Феофилом в сан архиепископа Константинополя.

В блеске столичной жизни Златоуст остался верен себе. Он много и подолгу проповедует. Обличает нравы и скупость развращенного столичного духовенства и придворных кругов, выступает против публичных полуязыческих увеселений, пьянства и разврата, против утопающих в роскоши сенаторов и богатых горожан, призывая их уделить из их имений хоть что-нибудь на своих бедных братьев во Христе: «Когда ты возвращаешься домой, когда возляжешь на ложе, когда в доме твоем будет устроено блистательное освещение и приготовлена роскошная трапеза, вспомни о бедном и несчастном, который, подобно псам, ходит по переулкам во мраке и грязи и возвращается оттуда часто не домой, не к жене, не на ложе, а на кучу сена, подобно псам, лающим всю ночь…» От богатых клириков он потребовал скромной жизни и полного отказа от бьющей в глаза роскоши. Новый столичный архиепископ привел в порядок и свою резиденцию. От былого «барского» великолепия времен его предшественника не осталось и следа. Он продал в пользу бедных церковные сосуды, шелковые и золотые украшения алтарей, ковры, богатейшие церковные ризы. Он продал с аукциона редкий дорогостоящий мрамор, приготовленный его предшественником для отделки церкви святой Анастасии и целые мраморные колонны, лежавшие на земле в ожидании архитектора. «Мы — бедные» –  говорит своей пастве новый епископ столицы, отождествляя себя не с богатыми, имущими и сильными, а — с неимущими и бесправными. Причем, говорит не с высоты епископской кафедры. Он всегда проповедовал с амвона чтеца, стоя посреди церкви окруженный народом. Для нищих и обездоленных жителей Константинополя он учреждал богадельни и больницы, а для проповеди Евангелия среди язычников, подготовил и отправил миссионеров в Скифию и Финикию.

Иоанна называли гордецом. Он избегал светских приемов и банкетов, поскольку еще в молодости, в монастыре испортил себе желудок и большей частью довольствовался жидкой рисовой кашкой. После Литургии, снимая облачение на Горнем месте, он, из-за своей болезни, ел пастилу. Те, кто искал в нем блестящего оратора, с красивой внешностью и громким голосом, были разочарованы. Современники оставили нам описание Иоанна Златоуста: невысокого роста, изможден, лыс, лоб в глубоких морщинах, к тому же имел негромкий голос и слабое здоровье. Его сила заключалась не в звучности речей и не в красивых словах, а в любви ко Христу и к людям, которых он вел к Нему путем евангельских заповедей. Позже, во время открытого конфликта с императрицей он скажет с кафедры: «Вы знаете действительную причину, почему хотят погубить меня? Это потому, что я не распоряжался расстилать перед собой богатых и дорогих ковров, что я не хотел одеваться в одежды, шитые золотом и щелком, что я не очень любил удовлетворять чувственности этих людей. Меня гонят не за богатство и не за то, что я совершил какое-нибудь преступление… Нет, меня гонят за то, что я люблю вас…»

Он любил своих врагов, и даже, когда его слово казалось неоправданно жестоким, это все равно было слово любви. В 399 году, всесильный временщик Евтропий впал в немилость. К тому времени он рассорился со всеми – с императором, знатью, Церковью, права которой он урезал в пользу государства. Народ его ненавидел. Отбросив гордость и сознавая, что ему угрожает немедленный арест и казнь, Евтропий прибежал искать защиты у престола в соборном храме святой Софии.

Дворцовые перевороты в столице не были редкостью. Бунты, мятежи, вспышки стихийной ярости доведенных до отчаяния людей, нередко приводили к жестокому самосуду, а то и просто к убийству чиновников, неугодных властям или толпе. В такой ситуации преследуемые люди находили себе последнюю защиту в Церкви. Однако именно Евтропий был противником традиционного права убежища преступников у церковного алтаря. Хитрый придворный интриган, он беспощадно истреблял всех, кто стоял у него на пути, и лишь это древнее право Церкви на защиту гонимых ограничивало его произвол. Несмотря на протесты архиепископа, Евтропий, незадолго до своей опалы, добился отмены этой церковной привилегии. Теперь же в беде оказался он сам. Его немедленной казни требовало правительство и народ, а отмененный им же закон больше не мог защитить его даже в стенах соборного храма. Но другого прибежища у опального консула просто не оставалось и он пришел к Златоусту просить защиты. Этой же ночью, разъяренная толпа и солдаты ворвались в церковь, требуя головы ненавистного Евтропия. Навстречу им вышел архиепископ. «Вы убьете Евтропия, — спокойно ответил Иоанн на крики солдат и народа, — не раньше, как умертвив меня». Затем он отправился к императору и исходатайствовал бывшему министру помилование. Но как пастырь он сделал еще одно важное дело. Поверженный сановник, пришедший к власти через убийство своего предшественника, и еще недавно распоряжавшийся жизнью и смертью тысяч людей, теперь сам нуждался в их милосердии, а прихожане Златоуста, охваченные ненавистью и жаждой мести – в назидании и исцелении. Утром Иоанн взошел на амвон, при громадном стечении народа велел открыть алтарную завесу и, указывая на жалкого, дрожащего от страха старика, обхватившего колонну балдахина над престолом, начал проповедь словами: «Всегда, но особенно теперь благовременно сказать: суета сует, всяческая суета. Где теперь пышная обстановка консульства? Где блестящие светильники? Где рукоплескания и ликования, пиршества и праздники? Где венки и завесы? Где городской шум и хвалебные крики на конских бегах и льстивые речи зрителей? Все это прошло: вдруг подул ветер и сорвал листья, обнажил дерево и потряс его до основания…».

Приглашая на столичную кафедру антиохийского священника, всесильный Евтропий и предположить не мог, что вскоре и сам окажется обязан ему спасением от рук разъяренной толпы.

Опала

После падения Евтропия, всю силу власти в Византии взяла императрица Евдоксия, женщина властолюбивая, ненасытная в любовных похождениях и в своей страсти к золоту. Беспощадно обирая беззащитных горожан, она требовала от фискальных чиновников часть конфискованного имущества и часто возбуждала уголовные процессы специально для увеличения своей доли. Евдоксия не любила Златоуста, который обличал позор ее любовных связей и насилие над подданными. Когда императрица отобрала у одной бедной вдовы виноградник, та обратилась к защите архиепископа. Иоанн лично пошел во дворец ходатайствовать за обиженную вдову. Евдоксия не стала его слушать и велела прогнать архиепископа. В ответ Иоанн не пустил ее в церковь, а сам произнес свою знаменитую проповедь об Илье и Иезавели, библейской царице, которая погубила бедного крестьянина, чтобы отобрать его виноградник. Проповедь во мгновение ока разлетелась по Константинополю и не добавила Евдоксии доброй славы. Постепенно вокруг нее собирались все недовольные новым архиепископом, стараясь заручиться ее поддержкой. Императрице постоянно доносили, что обличая нравы двора, дамскую суетность и страсть к дорогостоящим нарядам, проповедник метит именно в нее. Против Златоуста плелись интриги. Чтобы изгнать его из Константинополя не хватало лишь формального предлога. И такой предлог вскоре нашелся.

В 401 году, епископы эфесской митрополии в Малой Азии пригласили к себе Златоуста в качестве третейского судьи, чтобы он как глава столичной кафедры уладил их разногласия. Примерно в это же время в Константинополь из Египта пришли монахи, обвиненные в ереси. Обиженные судом своего патриарха Феофила Александрийского, они искали справедливости у столичного архиепископа. Феофил усмотрел в этих двух событиях посягательство на свои права и неприятное для его самолюбия возвышение Константинопольского архиепископа. Во дворце поняли, что удобный момент для расправы с Иоанном настал. Нужно было лишь привлечь Феофила в союзники. Под видом судебного разбирательства по делу осужденных монахов, Феофил был вызван императорским указом в Константинополь, куда он прибыл, предварительно взяв с собой «кворум» из 30 египетских епископов. В 403 году, на другой стороне Босфора, в летней резиденции императора, состоялся собор, на котором Златоуст был заочно осужден и лишен сана. Большинство участников собора составляли люди Феофила. Помимо обвинений в ереси, продаже церковного имущества и прочих канонических преступлений, Иоанну вменялась и политическая вина – подрыв императорской власти прямыми обличениями с церковной кафедры. Все постановления этого незаконного сборища, (вошедшего в историю Церкви как – «собор под дубом»), были утверждены и подписаны безвольным Аркадием под давлением императрицы и ее сторонников.

И снова его похитили тайно. Причина была все та же — любовь народа к опальному архиепископу. Ночью, в сопровождении офицера тайной полиции он был доставлен на пристань, где его уже ожидал корабль и отряд солдат для сопровождения. Однако императрица чувствовала, что это дело может принять непредсказуемый оборот, и пребывала в нерешительности. Златоуста не стали увозить далеко, разместив его неподалеку от Константинополя, на другом берегу пролива. А между тем, в столице начались волнения, которые постепенно переросли в открытый бунт против александрийцев. Народ не пускал в церкви тех, кто участвовал в осуждении Златоуста. В городе было введено военное положение, власти послали войска для усмирения беспорядков. Но народ не расходился, бились повсеместно, каждую церковь солдатам приходилось брать с боем, прорываясь сквозь толпу с обнаженными мечами и дротиками. Повсюду лилась кровь.

Следующая ночь принесла с собой новые беды. В городе случилось землятресение. Сильные удары потрясли кварталы богатых горожан и императорский дворец. Евдоксия увидела в происходящем знамение небесного гнева на гонения, которым подвергли праведника. Она просит императора вернуть Иоанна обратно, и одновременно пишет ссыльному епископу письмо, умоляя его вернуться.

Между тем залив между Фракией и Вифинией кипел от множества судов. Люди искали своего пастыря в соседних портах. Секретарь императора нашел его в одном из селений и уговорил вернуться в столицу. Когда они уже за полночь подплывали к Константинополю, их взорам предстал Босфор, освещенный тысячами факелов – на лодках, на берегу и в гавани. Таким было величественное зрелище небывалой встречи, которую народ устроил своему епископу. Так встречала Иоанна его Церковь, которую он не покидал, как сам говорил впоследствии, «ибо уносил ее в своем сердце».

Изгнание

Однако примирение с властью было недолгим. Волнения в столице улеглись, а Златоуст по-прежнему был верен себе. Вскоре, после описанных событий, Евдоксия потребовала себе чести равной с императором, титула Августы и статуи на главном форуме. Сенат был вынужден удовлетворить ее требование. В центре столицы, напротив дворца и соборного храма Святой Софии была воздвигнута высокая колонна с серебряной статуей императрицы. Статуя возвышалась над храмом и дворцом а из сената на нее открывался великолепный вид, напоминающий государственным мужам о том, кто на самом деле правит империей. Открытие торжеств сопровождалось обрядом поклонения статуе. Этот языческий обычай,  неприемлемый для христиан, сохранялся из государственных соображений, чтобы поддерживать в народе благоговение к власти императора. Сами торжества – по сути своей многодневная попойка и обжорство, сопровождаемое сквернословием и непристойными песнями, в духе языческих праздников в честь богини Кибелы, должны были проходить почти у дверей соборного храма Святой Софии.

Один из дней этого пьяного разгула совпал с памятью Иоанна Крестителя, который для христиан всегда был образцом аскетической жизни. В этот день Златоуст произносит разгромную речь, в которой сравнил торжества с пиром царя Ирода, во время которого был убит Иоанн Креститель, а саму императрицу – с Иродиадой. Вечером, слух о проповеди достиг ушей императора, который заявил, что следует покончить с этим мятежником.

Иоанн был подвергнут бойкоту двора. На Рождество 403 г. императорская семья не пришла в храм. А в пасхальную ночь 404 г., Златоуст сам был изгнан из церкви отрядом солдат во главе с офицером язычником. К архиепископу пытались подослать убийцу, однако народ задержал его. Наконец после Пятидесятницы, 9 июня 404 г., Иоанн был арестован и  отправлен в ссылку.

Ему разрешили проститься с друзьями. Во время прощания Златоуст призывал близких ему людей не устраивать раскола в Церкви: «кто-нибудь, возведенный на этот престол с общего согласия, без происков и властолюбия, будет моим преемником; покоритесь ему, как бы мне самому, ибо Церковь не может оставаться без епископа», и просил их лишь не подписываться под актами, его осуждающими. В это время толпы людей осаждали здания, примыкающие к Святой Софии. Иоанна под конвоем солдат тайными ходами вывели из храма и увезли.

Его сослали в Кукуз, глухое селение в пределах нынешнего Закавказья. Путь к месту ссылки длился 70 дней. Над головой палящее солнце, под ногами горячая пыль. Ни ветра, ни деревца, чтобы отдохнуть в тени. Конвою было предписано избегать городов и останавливаться только в селениях, где можно было найти лишь сухой, заплесневелый хлеб, и солоноватую воду из глубоких колодцев. Иоанн страдал от лихорадки, от боли в желудке, но еще больше от трусости собратьев и злобы врагов. Одни епископы боялись помочь ему, другие открыто его ненавидели. Однако офицеры конвоя полюбили святителя и старались помочь ему, чем могли. В Кукузе, местный епископ и администрация также встретили его как почетного гостя. Здешний климат был для него слишком суровым. Он впервые в жизни увидел снег на окрестных горах и едва пережил непривычно холодную зиму. Однако, несмотря на все лишения, он сам утешает других. Златоуст считал, что «есть только одно зло – это грех, и нет другого благо, кроме добродетели, все остальное, счастье или несчастье, как бы его ни называли – один дым, призраки и мечта…» В Кукузе он ведет обширную переписку. К этому времени относится большинство его писем. К нему отовсюду едут друзья и те, кто знает о нем лишь понаслышке. Едут за советом и за утешением. «Вся Антиохия в Кукузе» – говорили враги Златоуста. Их тревожило общение Иоанна с антиохийцами и Римом. В конце концов, они добились разрешения императора сослать Иоанна в Питиунт (ныне Пицунда), самое отдаленное место Империи. На этот раз конвою было приказано обращаться со ссыльным без всякой жалости. Слабого, больного святителя вновь погнали по бездорожью. Большую часть пути он шел пешком. На пути, неподалеку от селения Команы, Иоанн свалился с ног – силы ему изменили. Его занесли в ближайший храм и положили в одном из строений. Ночью Златоусту явился мученик Василиск, в честь которого был освящен храм, и предсказал ему время его кончины. Наутро 14 сентября 407 г., конвой продолжил свой путь, однако в нескольких часах пути от города, с Иоанном случился жестокий приступ лихорадки и офицер дал команду вернуться в церковь. Златоуст едва держался на ногах. Он сказал, чтобы его подвели к алтарю, и попросил местного священника дать ему белое облачение. Облачившись, он пожелал причаститься Святых Таин из рук священника, после чего горячо молился. В конце молитвы он перекрестился и, ослабев, медленно стал опускаться на плиты пола. Последние слова его были: «Слава Богу за все! Аминь!».